Ни слова, ни трава, ни весёлая песня
не поведают людям о верной любви...
Золотится над Нёманом к вечеру месяц,
сколько было дано, ты успей - собери.

Плачу, плачу я горько, не знавшая меры,
что могу я? Ты видишь желанья мои...
Пусть дела - твои Господи, вестники веры, 
повествуют о тихой и нежной любви.

Белый край для меня пусть останется белым
и открытыми замыслы грешной души.
Светит месяц над Нёманом ясный и смелый
и дымят вдоль дороги углей камыши.

Юлия Митько

Одуванчики-желторотики,
Желтоклювики, сорванцы,
Да черемух цветочки-плотики
Разлетелись во все концы!
Прирастаю душою к лавочке,
Прорастаю, пускаю цвет.
Все влюбленные бродят парочки.
Ни разлуки, ни времени нет!

Юлия Митько

Попрошу прощенье у березы белой, 
на Крещенье утро серебром горит!
Иоанн Предтеча людям во Спасенье
дарит щедро слезы, как волхвы дары!

Мой обычай бедный, моя кровь хмельная, 
но вливает небо благодать в купель,
ледяное сердце в воду окунаю, 
и из глаз горячих потекла капель.

О, мое Крещение! Белая береза,
тихая деревня, из трубы дымок!
Попрошу прощенье, здесь, пока не поздно,
чтобы тот, кто после, верить тоже мог.

Юлия Митько

Не для того моя тревога
кружила годы надо мной, 
и если сердце славит Бога,
что это значит, милый мой?

А это значит, что обратно
в ту жизнь дурную хода нет, 
и если что-то не понятно, 
придёт со временем ответ. 

Январь, как в старину, сурово
закапывает будни-дни,
спасибо, за живое слово 
и за глаза любви твои.

У дочек веки с позолотой
и свет вечерний до темна. 
Спасибо, за простые годы, 
я в них любима и жива.

Юлия Митьк

Все к лучшему. Метёт и пусть метет, 
Минск справится, он город современный. 
Лопаты, соль и тракторы найдёт, 
и гнев, и гордость жителей - мгновенно. 

А я грущу по белой тишине, 
забытой Богом деревеньке малой, 
где кот, цветы на ватке на окне,
по бабушке согбенной, старой-старой.

Забыла, как зовут её... Любовь!
Конечно, Люба! Сердце - золотое. 
Кто принесёт ей в хату стылых дров,
расчистит снег, калитку кто закроет?

Распушился снежок голубой, 
вновь дорога ясна и опрятна, 
птицы звонкой, весёлой гурьбой, 
пронеслись, как года, безвозвратно. 

Радость наша всего лишь на миг,
серебро ли горит и сверкает,
взгляд влечёт, точно в небе магнит,
Рождества ворожба золотая.

Озаряется божья ли тварь, 
то ли ветер смещает просторы,
есть на свете тоска и печаль, 
много боли, обиды и горя,

но ты только взгляни на мороз,
сколько в нем красоты и старанья.
Опиши, если можешь без слез,
Той высокой ночи предстоянье.

За то, что жизнь, как белое перо, 
летала и кружилась, где придётся, -
мне не всегда светило ярко солнце,
бывало разное, по-всякому везло.

Но жизнь была, и щекотала душу 
и знаками о Вечности звала,
и выворачивала совестью наружу
едва ли совершенные крыла.

И стыд: «Простите! Не судите, люди!»,
и стон: «Не уходите далеко...».
У Вечности других примет не будет, 
для Вечности всё чуждо, всё легко,

Молитвы тихий огонек,
Все повторяется, конечно. 
Твой Дух – высок, мой сон – глубок,
и не дает покоя Вечность.

Простой ответ пришел извне – 
Блудница может стать Святою.
Кто побывал на самом дне, 
Тот может спорить с Высотою.

А я в пространстве золотом, 
На перекрестке, в середине. 
Не отпускай меня… Постой! 
Мы все грешны и тем едины.

Юлия Митько 

Материнское сердце о ближних страдает с пелёнок,
нет ещё той невесты, ещё не нашли жениха.
Материнское сердце – на слабых ногах оленёнок,
познающий юдоль и соблазны земного греха. 

Я о детях просила, как просят безумцы о хлебе,
и о вечной любви моя песня слагалась с трудом.
Оленёнок вкушал моей веры спасительный лепет 
и сосал грудь небесную крепким и жаждущим ртом.

Оставь мне веру в голубое небо,
Я от души молилась небесам.
Апостол Павел голубиный невод 
Забрасывал порой то тут, то там.

Не то чтобы я видела добычу
Иль сети продырявленное дно, 
Скорее птиц голодных, гомон птичий 
Стучался в сердца серое окно.

Я чувствовала руку Господина, 
Его приход стал видимой стезёй,
Души живой большая половина
Просилась в море жаркою слезой.

Юлия Митько